Валентин Фалин: Как и почему Горбачёв простил Яковлеву
сотрудничество со спецслужбами США
«Институт динамического консерватизма» (ИДК) опубликовал
стенограмму заключительной части прошедшей в ИДК серии
семинаров
исторические хроники
Валентин Фалин: Как и почему Горбачёв простил Яковлеву
сотрудничество со спецслужбами США
«Институт динамического консерватизма» (ИДК) опубликовал
стенограмму заключительной части прошедшей в ИДК серии
семинаров
исторические хроники
«Институт динамического консерватизма» (ИДК) опубликовал
стенограмму заключительной части прошедшей в ИДК серии семинаров
известного государственного деятеля, доктора исторических наук
Валентина Михайловича Фалина. Полный текст этой публикации
приводится ниже:
Воссоздать объективную картину исторических свершений — задача
архитрудная. Почему развитие происходило так, а не иначе, что
являлось путеводной идеей, программировало роковые решения? История
чаще всего пишется под заказ кривым пером и корявым почерком. Один
из выдающихся французских моралистов, Вовенарг, высоко ценимый
Вольтером, подчеркивал: «На свете всего долговечнее истина». И тут
же примечал: «Истина менее изношена, чем слова, потому что не так
доступна». Трудно с ним не согласиться, ибо на каждому шагу
убеждаешься, сколь редко точка зрения совпадает с точкой опоры.
Слава Богу, далеко не все свидетели былого гнут выю перед
«авторитетами» и не выслуживаются, держа нос по ветру. Возьмите в
руки книгу Григория Чухрая, прекрасного режиссера и в прямом и
переносном смысле летописца целой эпохи. 22 июня 1941 г. при
попытке задержать немецких диверсантов он получил первое ранение. А
в апреле 1945 г. Григория Наумовича, изрешеченного осколками,
скверные эскулапы приговорили «за безнадежностью» к смерти.
Характер и железная воля помогли ему вырваться из омута. В книге
«Моя война» Чухрай обобщил свой не только ратный опыт: «Союзники не
друзья; они вместе, но цели у них разные. И если этого не понять,
то и смысл войны остается непонятым. Вторая мировая война только на
первый взгляд была войной антигитлеровской коалиции против
гитлеровского фашизма. По существу, она была задумана и
осуществлена как война капиталистического Запада против Советского
Союза. Факты в политике приобретают истинный смысл только в свете
целей, в свете намерений, в свете доктрины, по которой ведется
война».
Вникая в предысторию и официальную историю второй мировой, не стоит
прихорашивать ее преемницу — «холодную войну». По случаю
полувековой годовщины высадки союзников в Нормандии президент США
Б.Клинтон заявил: вторая мировая война завершилась с крахом
«советского тоталитаризма». Стало быть, «холодная война» была не
чем иным, как заключительной главой катастрофы, обошедшейся
человечеству в 100 миллионов жизней. Если все и всех считать, не
лицемерить, искусно пристраивая ложь о прошлом к неправедным
замыслам на будущее.
С подачи Лондона, Вашингтона и иже с ними за отправную точку всех
напастей берется нападение Германии на Польшу, зеленый свет
которому якобы зажег «пакт Молотова-Риббентропа» — договор о
ненападении, заключенный 23 августа 1939 г. Наши умники переняли
эту русофобскую каверзу, попирающую элементарные факты и
перечеркивающую прежние признания тех же самых англичан и
американцев. Так, Ф.Ноэль-Бэйкер, глава британской делегации на
финальной сессии Лиги наций (1946 г.) констатировал: «Мы знаем, что
мировая война началась в Маньчжурии 15 лет назад», иначе говоря, в
1931 г. То же самое зафиксировал Г.Стимсон, госсекретарь в
администрации Г.Гувера и военный министр при Фр.Рузвельте.
Почему же мы столь падки на всякие фальсификации? Это что —
издержки «презрения преданий собственной страны», возвышения
политологии над научной историографией, прочтения былого сквозь
призму повеления властей предержащих? Когда «эксперты», процитирую
Г.Киссинджера, корпят над тем, как половчее «синтезировать и
воспроизвести назидания начальства», дабы скопом опорочить далекое
и близкое, — общественность обречена жить в чумной атмосфере
самоедства и низкопоклонства.
Почему к этому следует возвращаться? Происходящее ныне на Кавказе,
в бывших советских республиках есть производное от планов
расчленения России, что вынашивались на Западе в контексте первой
мировой войны и масонской (февральской) революции 1917 г. Берем
инструкцию делегации США на Версальской конференции 1919 г. Вот
какой Россия должна была выйти из ее «демократического
переустройства»: отпадали Финляндия, Прибалтика, Белоруссия,
Польша, Украина, Кавказ, Среднеазиатские республики, Сибирь,
Дальний Восток. Что оставалось? Москва и «Среднерусские
возвышенности». Лишь неисправимо наивные поверят, что колесованием
1991-1992 гг. вызовы России исполнились по максимуму. Вслушаемся в
разглагольствования М.Олбрайт или К.Райс, вчитаемся в междустрочье
манускрипта «Проклятие Сибири». Везде лейтмотив: царская Россия не
умела управлять Сибирью, СССР тем паче, не преуспела в данном
занятии и нынешняя Российская Федерация. Вывод: сей регион должен
стать достоянием всего человечества как «ничейная земля». Таков
прицел! И, похоже, он не сойдет с повестки дня, пока не иссякнут
природные дары Зауралья и не утолятся аппетиты зарящихся на чужое
добро политиков.
Тезисно напомню, что в послевоенные планы Сталина не входило
выстраивание по периферии СССР кольца государств-сателлитов. Он
отдавал предпочтение «мирно-соседским отношениям» к взаимной
выгоде. До середины 1947 г. правительства в Румынии возглавляли
выходцы из «Фронта земледельцев». Партия «мелких сельских хозяев»
находилась у власти в Венгрии. Президентом Чехословакии являлся
Э.Бенеш, далекий от прокоммунистических идей. В Польше у руля
коалиционное правительство. Неоднократные попытки Москвы сохранить
пусть минимум взаимопонимания по Германии «демократы» с порога
отвергали. В конце 1946 г. администрация Трумэна взяла за ориентир
— какую бы политику ни проводило советское руководство, само
существование СССР не совместимо с безопасностью Соединенных
Штатов.
В 1947 г. Вашингтон приступил к сколачиванию военных блоков, в
которые вознамерились включить сепаратное Западногерманское
государство, перевооруженное к очередному «дранг нах Остен».
Как надлежало действовать Советскому Союзу? Ждать чуда, достоверно
зная об уготованной ему участи? Нанесение превентивного удара по
вчерашнему союзнику назначалось на 1949, затем на 1952 и 1957 годы.
Поразившая Вашингтон мания величия едва не обернулась
апокалипсисом: под планы уничтожения главного супостата (их
насчитывались десятки) «защитникам прав человека» не доставало в
1945-1949 гг. боезарядов. Атомный век диктовал свою логику. Кормчий
Мао называл ее «острие против острия». Волей-неволей для упреждения
худшего стране пришлось затягивать пояс. Вместо развития мирных
отраслей экономики, улучшения социального положения населения на
наши плечи легло тяжкое бремя гонки вооружений и обустройства
оборонительных инфраструктур. Международная непогода отозвалась
закручиванием гаек, новыми расправами и чистками.
Овладение Советским Союзом ядерным оружием и средствами его
доставки к целям понудили США к некоторой корректировке курса на
противоборство. Нет, возможность тотальной схватки не исключалась.
«Балансирование на грани войны» (Дж.Ф.Даллес) оставалось альфой и
омегой геополитики Вашингтона. Эпицентр напряженности в Европе —
Германия, на Дальнем Востоке — Китай и Корея, на Ближнем и Среднем
Востоке — государства, владеющие залежами нефти. Советский Союз
оказался в осаде. Его непрерывно тестировали не только на
обороноспособность, но и на возможность обеспечить свое население
должным качеством жизни.
1953 год. Сталину наследовал Н.С.Хрущев. Человек, не обойденный
природными дарованиями и наделенный неуемной энергией. Последнее —
в отсутствие элементарного воспитания и систематического
образования — усугубляло пороки единовластия и неизбывное
стремление показать, кто в доме хозяин. В одном Хрущев точно
преуспел. Он доказал, что абсолютная власть портит ее носителей
абсолютно. Опускаю совнархозы, кукурузу, подъем целины. Не стану
распространяться о развенчивании им культа личности Сталина (при
забвении собственного вклада в сей культ и его последствия) или по
поводу мин, заложенных под наши отношения с КНР. Открою одну
страницу, подернутую забвением.
С.П.Королев довел межконтинентальную ракету до ума. Дюжина-другая
этих «изделий» (так именовал комплексы Д.Ф.Устинов) поступила на
вооружение. И что? Ничтоже сумняшеся Хрущев объявил надводный флот
«плавучими гробами» и приказал списать в металлолом свеженькие
авианосцы и еще не спущенные со стапелей корабли тяжелого класса. Я
был дружен с авиаконструктором А.С.Яковлевым. С его рассказа
сообщаю: финансирование военного самолетостроения Хрущев урезал на
порядок. Некоторые КБ расформировали ввиду их «бесперспективности».
Опережение ими американских разработчиков на 12-15 лет не в счет.
Мы расплачиваемся за этот произвол по сию пору. Волюнтаристская
взаимосвязь явлений по-особому проявила себя в кубинском кризисе
1962 г.
К политическому портрету Н.С.Хрущева можно было бы добавить
несколько лазурных мазков. Как-никак он вернул доброе имя погибшим
«врагам народа», вызволил на свободу из ГУЛАГа тысячи и тысячи
невинно осужденных. При нем даже забрезжила оттепель в культурной
сфере. Недолгая, впрочем, ибо, как полагал «верховный
искусствовед», она рассевала ересь в общественном сознании.
За скупостью времени не буду вдаваться в перипетии смещения Хрущева
и становление триумвирата в лице Л.И.Брежнева, Н.В.Подгорного и
А.Н.Косыгина, просуществовавшего около трех лет. «Пражская весна»
стала ему окончательным приговором. А.Н.Косыгин выступал против
ввода войск в ЧССР. Конечно, и тут следует обойтись без упрощений.
Вместе с помощниками генсека А.М.Александровым и А.И.Блатовым мне
было поручено отслеживать развитие событий, чтобы дважды-трижды в
день информировать Л.И.Брежнева. Когда аргументы против силового
решения перевешивали в наших докладах доводы «за», генсек ворчал:
«Вам не все известно». Естественно, многие детали мы не знали. Кто
управлял «весной»? Одна штаб-квартира находилась в Париже, другая в
Цюрихе. Много времени спустя я узнал, что 16 августа 1968 г. сам
Дубчек в телефонном разговоре с Брежневым просил вводить войска
Варшавского договора в Чехословакию. Позже он всячески открещивался
от этого разговора.
Августовский кризис 1968 г., смявший постсталинскую эволюцию, в том
числе в советском доме, побудил ряд европейских стран к серьезным
раздумьям. Париж первым подал знак к деэскалации напряженности.
Определенные подвижки дали себя знать в Федеративной Республике.
Когда советские войска вступали в пределы ЧССР, Ф.-Й.Штраус
распорядился отвести части бундесвера от чехословацкой границы на
пару десятков километров во избежание случайного столкновения.
Боннский политический пейзаж в целом претерпел в ту пору
существенные изменения. Христианские демократы были вынуждены
вступить в «большую коалицию» с социал-демократами. Иностранными
делами ведал В.Брандт, что давало шанс обогатить нашу германскую
палитру. Осенью 1968 г. меня отрядили заведывать 3-м европейским
отделом МИДа (две Германии, Западный Берлин, Австрия). Поручение
гласило: проанализировать опыт взаимоотношений с Бонном и,
отрешившись от бесплодной полемики, сформулировать соображения, где
и как можно было бы завязать с западными немцами продуктивный
диалог. При обсуждении записки МИДа в политбюро А.А.Громыко,
Ю.В.Андропову и А.Н.Косыгину оппонировали, прежде всего, М.А.Суслов
и Б.Н.Пономарев. Генсек высказался за то, чтобы прекратить толочь
воду в ступе, и, насколько зависело от Москвы, попытаться
нормализовать отношения с ФРГ.
На горизонте — выборы в бундестаг 1969 г. От их исхода зависело
очень многое. Стартовала весьма кропотливая работа по возделыванию
почвы, на которой предстояло пестовать ростки благоразумия. Да так,
чтобы нигде не проступала «рука Москвы». Поведаю один
симптоматичный эпизод.
А.А.Громыко и У.Роджерс, госсекретарь США, встречались в Нью-Йорке
как раз в день подсчета голосов на западногерманских выборах. И
первым в дискуссии всплыл вопрос — что же преподнесут миру немцы.
Громыко предложил заслушать экспертов. М.Хилленбранд, заведующий
европейским отделом госдепа, доложил: «ХДС/ХСС, пусть с потерями,
впереди и, следовательно никаких существенных перемен не
ожидается». Слово предоставляется мне: «По нашим наблюдениям,-
отметил я, — не исключены сдвиги на боннской политической
сцене».
Роджерс тут же предложил перерыв. Хилленбранд подступает ко мне: «С
чего Вы взяли, что назревают перемены? Вашингтон контролирует
каждую клеточку в Федеративной Республике и никаких сигналов,
указывающих на перемены, не зарегистрировано». «Вы можете
контролировать деяния, — возразил я коллеге, — но даже вам не дано
контролировать мысли людей». Наутро обнаружилось: не дожидаясь
окончательных результатов подсчета голосов, президент Никсон, с
подачи госдепа, поздравил К.-Г.Кизингера с победой и выразил
надежду на продолжение тесного сотрудничества Бонна с Вашингтоном.
Американцы не знали о контактах Г.Венера и В.Шееля с президентом
ФРГ Г.Хайнеманном об альтернативах «большой коалиции», если
социал-демократы и свободные демократы вместе взятые получат
большинство в бундестаге.
А.А.Громыко использовал возможность встретиться с В.Брандтом (в
сентябре 1969 г. он возглавлял делегацию ФРГ на сессии Генеральной
ассамблеи ООН), чтобы предложить ему перейти к прямым переговорам о
наполнении советско-западногерманских отношений конструктивным
содержанием вместо годами продолжавшегося ни шатко ни валко обмена
нотами. Брандт кратко ответил: «Хорошо, об этом стоит подумать».
Тогда же состоялось мое знакомство с будущим канцлером.
Параллельно отлаживался «специальный канал связи» В.Кеворкова и
В.Леднева с Э.Баром, позволявший миновать многие колдобины на
тропах к взаимопониманию. Ведь боннский госаппарат, особенно
аппарат МИДа, формировался в годы «холодной войны». Инерция
мышления давала себя знать буквально на каждом шагу. Суфлерами
западногерманского чиновничества выступали наставники из-за океана,
а также советчики из Парижа и Лондона.
Переговоры «об отказе от применения силы» (предварительный раунд
продолжался с 8 по 23 декабря 1969 г.) начались с прощупывания
резервов в позициях обеих сторон. Замена посла Г.Аллардта на Э.Бара
в качестве главы боннской делегации (30 января 1970 г.) не сразу
сдвинула дело с места. Помимо сложностей проблем их развязке мешали
массированные наезды на новую «восточную политику» противников
социал-либеральной коалиции в бундестаге и кампания, развязанная в
западногерманских СМИ. Сказывался также стиль А.А.Громыко — даже в
мелочах он тщился брать верх над партнерами, ставя их, мягко
говоря, в неловкое положение. Выручал наш внутренний «специальный
канал».
«Андрей (Громыко), — заметил в разговоре со мной Л.И.Брежнев, —
опытный переговорщик. Но временами и его надо подправлять. Держи в
деталях переговоров моих помощников». На практике это выглядело
так. После каждого пленарного заседания и отдельных встреч с Баром
я вводил в курс дел чаще всего А.М.Александрова, который успевал
проинформировать шефа еще до отчета министра. И не единожды генсек
остужал пыл своего друга.
Нелишне напомнить о нервозности Вашингтона, возраставшей по ходу
выработки московских договоренностей. Р.Никсон настоятельно
советовал В.Брандту воздержаться от поездки в Москву для подписания
договора. Канцлер отвел этот демарш. Глава Белого дома не
угомонился и «рекомендовал» Брандту ограничиться парафированием
документа до тех пор, пока четыре державы не условятся, как быть с
Западным Берлином.
Палки в колеса попытались вставлять руководители ГДР. 7 августа
1970 г. в СССР прилетал Э.Хоннекер. Он убеждал Б.Н.Пономарева, что
Московский договор — ошибка. По меньшей мере, он должен был бы
сопровождаться заключением мирного договора с Германской
Демократической Республикой. Упомяну некоторых других скептиков.
П.М.Машеров спрашивал меня: «Не обманут ли нас немцы в очередной
раз?» В.В.Щербицкий находил в тексте договора немало рисков.
А.А.Громыко и Ю.В.Андропов не дрогнули. Политбюро решило: договору
быть.
Как складывалось развитие дальше? Вдохновители общественной истерии
возвели берлинскую стену в символ «холодной войны», в визитную
карточку «советского тоталитаризма». Согласно некоторым из ретивых
байкописцев, стена — рубежный акт в расколе Германии и Европы,
перед которым блекли вооруженные конфликты в Азии и Африке, на
Ближнем и Среднем Востоке, в Центральной и Латинской Америке,
повлекшие миллионы жертв. Из поля зрения вытеснялись расчленение
других государств, полувековая блокада Кубы, зримые и незримые
барьеры, дробившие некогда единые этнические и экономические
пространства. Начать — не кончить.
Вернемся к незавершенной теме. В.Брандт подписал Московский
договор. Однако его ратификация бундестагом была по требованию
Вашингтона обусловлена предварительным урегулированием по Западному
Берлину. Что делать? Докладываю Л.И.Брежневу: зациклившись на догме
— Западный Берлин вне сферы интересов ФРГ, Москва фактически
признала за Вашингтоном качество третейского судьи, определяющего
реальность «восточной политики» Брандта-Шееля. Генсек без моих
пространных пояснений усек, что не обойтись без разруливания
ситуации. Он пригласил Громыко и поручил министру взвесить «деловое
соображение», не подключить ли, не поступаясь принципами, западных
немцев к распутыванию берлинского узла. Работу по зондированию
возможных вариантов обезвреживания западноберлинской занозы Брежнев
предложил поручить новому послу (к этому времени Бонн выдал мне
агреман) совместно с Кеворковым. Меня же Брежнев оснастил следующей
директивой: «Ты знаешь наши интересы, и я жду от тебя добротного
соглашения».
Стартовала череда доверительных встреч в Западном Берлине с
Э.Баром, потом к диалогу подключился посол США в ФРГ К.Раш. О
содержании обмена мнениями, продолжавшегося порой до поздней ночи,
я по ВЧ-связи ставил в известность А.М.Александрова, после чего
строчил телеграмму министру. Короче, как и в ходе дискуссий по
Московскому договору, генсек был оснащен, чтобы выслушивать
сообщения А.А.Громыко.
Ни англичане, ни французы, ни ГДРовцы не посвящались в факт и тем
более в содержание тройственных встреч. Когда конструкция будущего
урегулирования определилась, меня направили к В.Ульбрихту, чтобы
заполучить его «добро». В этом трудном занятии мне очень помог
председатель правительства ГДР В.Штоф.
К чему эти подробности? Разработанное урегулирование облегчило
поддержание человеческих связей западных немцев с населением
Берлина и ГДР. Но. Права восточных немцев в части посещения ими как
ФРГ, так и западных секторов Берлина, оставались урезанными. В
несколько заходов Л.И.Брежнев старался убедить Э.Хонеккера в
необходимости «гуманизировать» границу. Последний слушал, но никого
из коллег по руководству республикой в соображения Москвы не
посвящал. В частности, нами предлагалось демонтировать так
называемые «самострелы», облегчить воссоединение семей. Как-никак,
до 60% жителей ГДР имели родственников в Западной Германии и больше
трети западных немцев — в Германской Демократической Республике.
Рано или поздно недовольство рассечением по живому должно было
вырваться наружу.
Перехожу к перестройке. Поддавшись аргументам М.С.Горбачева и
А.Н.Яковлева, я сглупил и в 1986 г. вернулся в большую политику.
Возврат был оговорен мною рядом условий, в частности
предоставлением права напрямую докладывать новому генсеку
соображения по любым вопросам, касавшимся жизни страны и ее
международных связей. На начальном этапе сам Горбачев не скрывал,
что многое из прошлого ему не известно и далеко не все о нем можно
вычитать из бумаг.
Так, его интересовало, на чем поссорились Н.С.Хрущев с
А.Д.Сахаровым, когда и как Москва разошлась с Западом по германским
делам. Осенью 1986 г. я переслал Горбачеву записку профессора
Р.А.Белоусова, предрекавшего, что на рубеже 1989-1990-х гг. друзья
по Варшавскому Договору и СЭВ окажутся в экономической яме с
необозримыми социальными, политическими и иными последствиями. Сам
же Советский Союз будет пребывать в незавидном положении, не
позволяющем подставить союзникам плечо.
Всего Горбачев получил от меня более 50 меморандумов по самым
разным вопросам. Была среди них даже записка по вопросам Церкви.
Часть из них писалась от руки. Копий себе я не оставлял.
В марте1988 г. я написал генсеку, что в ближайшие три месяца ГДР
может быть полностью дестабилизирована. В это время ряд боннских
политиков обращались к американцам с предложением, не форсировать
ли антиправительственные настроения в Восточной Германии. Пока не
время, услышали они в ответ. Ни на это, ни на другие более чем
обоснованные предостережения отклика я не получал. Обратная связь
не функционировала.
Перелом в оценках М.С.Горбачевым будущего ГДР пал на май 1989 г.
Э.Хонеккер собрался на празднование юбилея Магнитогорска. В числе
молодых немецких коммунистов он полвека назад участвовал в
строительстве знаменитого металлургического комбината. По дороге
остановка для встречи с Горбачевым в Москве. Воспроизвожу атмосферу
и суть состоявшегося разговора. Впервые, не заикаясь, Хонеккер
произнес русское слово «перестройка». «Мы принимаем к сведению то,
что вы предпринимаете у себя дома, — сказал он, — перестройка в ГДР
уже давно произведена». Горбачев среагировал в том же ключе, как в
конце 1988 г., выступая на Сессии Генассамблеи ООН, он
охарактеризовал смысл наших обязательств по Варшавскому Договору.
Напомню, без предварительного обговаривания с союзниками и без
решения политбюро он заявил: советские вооруженные силы защищают
друзей от внешних угроз; они не вмешиваются в их внутренние дела и
не определяют строй, при котором намерено жить население
дружественных нам государств.
В момент выступления Горбачева в ООН мы с Г.Киссинджером сидели
рядом. Свое впечатление от услышанного он выразил в словах: «Если
бы я заранее знал содержание речи, то дал бы президенту Бушу другие
рекомендации к предстоявшему разговору с вашим лидером». Киссинджер
попросил помочь организовать его встречу с М.С.Горбачевым: США
заинтересованы в том, чтобы уход СССР из Центральной и Восточной
Европы не походил на «бегство».
Катастрофическое землетрясение в Спитаке побудило советскую
делегацию срочно покинуть Нью-Йорк. Киссинджер просил меня довести
до сведения Горбачева, что он будет готов в любое время прилететь в
Москву для означенного разговора с нашим руководителем. Встреча
состоялась через пару недель. М.С.Горбачев резюмировал ее итог так:
«Киссинджер был и остался реакционером». В январе 1992 г. в
аэропорту Шереметьево мы неожиданно встречаемся с Киссинджером.
«Почему все-таки, — спросил он меня, — Горбачев не принял
предложение о том, чтобы Москва не бежала сломя голову из Европы?»
«Очевидно, Ваши идеи не укладывались в его политический пасьянс», —
ответил я.
Для полноты картины. Э.Хонеккер пригласил М.С.Горбачева прибыть в
Берлин на празднование 40-летия ГДР. Генсек советуется с
Шахназаровым и мной, как поступить. «Если Горбачев не прибудет на
40-летие, то ГДРовский режим сметут сразу. Если же в Берлине он
сможет встретиться со всем руководством республики, то есть
некоторый шанс предотвратить выход ситуации из-под контроля», — у
меня с Шахназаровым была иллюзия, что второй эшелон в руководстве
СЕПГ располагал определенным потенциалом.
Прибывшего в Берлин Горбачева встречала ликующая толпа с плакатами
«Горби! Горби!». На следующий день — обстоятельный разговор
Горбачева с Хонеккером и Миттагом. Генсек был в ударе, излагая свое
видение насущных перемен. Он закончил монолог знаменитой фразой:
«Кто опаздывает, того наказывает жизнь». Эти соображения Горбачев
повторил с акцентом на необходимость считаться с требованиями
времени перед руководящими деятелями ГДР. «Есть ли вопросы?» —
обратился к собравшимся Хонеккер. Молчание. «Тогда позвольте мне
пару слов. Недавно вместе с делегацией я был в Магнитогорске. Мне
предложили проехаться по городу, который сильно изменился с конца
20-х годов. Я остался в гостевом доме, а члены делегации,
отправились на экскурсию. Заглянув в несколько магазинов,
поразились — прилавки пустые, нет даже соли и мыла». В воздухе
повисло: те, кто довел страну до такого состояния, пытаются давать
советы другим.
Отбыв полчаса на торжественном приеме, Горбачев со ссылкой на
неотложные дела дома, улетел в Москву. По дороге на аэродром посол
В.И.Кочемасов спрашивает меня:
— Ну, как?
— Когда-то, наверное, пора кончать канитель. Друзья убеждают нас —
Хонеккер болен, радикальных перемен наверху не миновать. Мы же
держим их за фалды. Почему не сказать им: решайте кадровые вопросы
по своему усмотрению?»
Декадой позже лидером СЕПГ стал Э.Кренц, который, как
представлялось, мог удержать развитие в несиловом поле.
Действительно, смена всего и вся, в том числе и падение Берлинской
стены, обошлось без кровопролития. Приговор Германской
Демократической Республике, главному опорному звену в системе нашей
безопасности на европейском направлении был составлен и исполнен в
обход правительственных структур ГДР, за их спиной, при потворстве
Москвы.
Капитальный вопрос — он, по моему убеждению, должен был стать кредо
нашей перестройки — гласил: можно ли было вернуться к началу начал,
то есть к программе Октябрьской революции? Что такое советская
власть? Это — власть народа. Поначалу демократия в Советской России
била ключом. Все и везде выбиралось, включая красногвардейских
командиров и профессоров университетов. В экономике, по мысли
Ленина, почерпнутой у Фурье, предприятия должны были соуправляться
работающими коллективами, общины в сельской местности — перерасти в
добровольные кооперативы. Будущий социально-экономический строй
должен был быть производным от результатов состязания всех
укладов.
Насколько реальной могла быть на практике подобная философия в
условиях враждебного окружения и вооруженного вмешательства извне?
Со второй половины 1918 г. категорическим императивом стала
дилемма: любой ценой отстоять право на собственный исторический
выбор, либо сгинуть. К сожалению, из метода борьбы с
империалистической экспансией военный коммунизм превратился в
способ существования. Советы и прочие родовые признаки не
словесной, прямой демократии оказались выхолощенными. Партию
деградировали в рыцарский орден во главе с магистром, властным над
жизнью и смертью любого из подданных.
Проще простого доказать, что «цивилизаторы» ни на час не
отказывались от цели изведения под корень «российского бастарда»,
что они являлись крестными отцами сталинизма.
Это, однако, не отменяет также другой посылки. Позаимствую пропись
Петра I: «Оградив отечество безопасностью от неприятеля, надлежит
находить славу государства через искусство и науки». Когда
Советский Союз уравнялся с Соединенными Штатами в арсеналах оружия
массового поражения, мы могли и должны были позволить себе
вырваться из чертова круга гонки вооружений, не подыгрывать тем,
кто превратил гонку в военных технологиях и раздувании арсеналов
вооружений в способ ведения войны.
С Хрущева взятки гладки. Он сам продукт и апологет сталинской
тирании и потому едва ли годился к перерождению из Савла в Павла.
Но что мешало переосмыслить постоктябрьский опыт преемникам Никиты
Сергеевича, осовременить, вернее, очеловечить государственную
власть? По-другому вполне можно было делать и сделать очень многое.
Триумвирата я уже касался. Здоровье Л.И.Брежнева пришло в
расстройство. Он сознавал, что не в состоянии тянуть
государственную лямку, и дважды или трижды просил отпустить его на
покой. Но сотоварищи не знали, кого определить в преемники
выморочной власти. Удобнее было растаскивать ее по сусекам. Как
говорилось тогда кулуарно, «банда четырех» — Андропов, Громыко,
Устинов, Суслов (после его смерти — Черненко) правила бал. Врачи
приводили Брежнева более или менее в норму и ему подсовывали на
подпись кипу заранее заготовленных проектов. Так он завизировал и
«бумажку» по вводу войск в Афганистан.
В конце 1979 г. особую актуальность приобрело дислоцирование
американских «Першингов» (ракет первого удара) на территории ФРГ.
Мне звонит Ю.В.Андропов:
— Как будем реагировать на «Першинги»?
— Раз мы не захотели откликнуться на предложение Г.Шмидта
(«Першинги» в пределах ФРГ не появятся, если число боеголовок на
ракетах «Пионер» не будет больше, чем на снимаемых с боевого
дежурства ракетах СС-4 и СС-5), остается уповать на волю Божью.
— Ладно, когда у тебя поправится настроение, вернемся к этому
предмету.
— У меня к Вам есть свой вопрос: хорошо ли все взвешено при
принятии решения о военном вмешательстве в Афганистан? Англичане
потратили в прошлом веке 38 лет на насаждение там своих порядков и
ушли не солоно хлебавши. Оружие изменилось, но менталитет афганцев
остался прежним.
— Откуда тебе известно о нашем решении?
— Неважно откуда. Важно, что это так.
— То есть как, не важно?! Операция может сорваться, если кто-то
сыграет на публику! Запомни, заговоришь с кем-либо еще об
Афганистане — пеняй на себя.
В то время, кстати, против военного вмешательства в Афганистан
выступали С.Ф.Ахромеев и ряд других наших военных.
В октябре 1982 г. Ю.В.Андропов пригласил меня, чтобы посоветоваться
по неотложным проблемам. Самой сложной и опасной я назвал
дезинтеграцию советского общества.
— Что ты имеешь в виду?
— Признаков размывания того, что именуется советским народом,
много. Вот один из них. Вы приезжаете, допустим, в Польшу,
Чехословакию, ГДР. Кто-то в компании запевает. Собравшиеся разных
поколений подхватывают песню, знают и слова, и мелодию. А у нас?
Даже на партийных собраниях и конференциях члены партии поют
«Интернационал» по бумажке.
— Скажу тебе нечто большее. Треть призывников из Средней Азии и с
Кавказа не знают русского языка. Мы вынуждены отправлять их в
стройбаты и другие небоевые части.
— На мой взгляд, это результат явных просчетов в организации
государственной и партийной структур. Какие подразделения
существуют в аппарате ЦК? Отделы тяжелой и легкой промышленности,
военных технологий. Есть агитпроп, который почему-то занимается
спортом. Средняя школа подчинена отделу науки. Нет отделов
здравоохранения, по работе с семьей и молодежью.
— А известно тебе, когда последний раз политбюро или секретариат
обсуждали вопрос о молодежи?
— Нет.
— Еще до Отечественной войны. Напиши записку, как нам перестроить
работу хотя бы с молодежью.
Далее Ю.В.Андропов поинтересовался, какие сложности предвидятся во
внешнеполитической сфере.
— В 1983 г. исполняется 40 лет с момента обнажения трагедии в
Катыни. Доклад Бурденко недостоверен. Надо бы выяснить, какие
документы смоленского и прочих управлений НКВД попали к немцам, что
о судьбе польских офицеров говорил Сталин на встрече с Сикорским в
ноябре 1941 г., что тогда же ляпнул Берия.
— Свяжись с Ф.Д.Бобковым (КГБ), Н.В.Огарковым (начальник генштаба)
и с кем надо из МИДа для подготовки предложений.
В КГБ Катынью занимался Пирожков. Он пришел с текстом доклада
Бурденко. Я вынужден был напомнить ему: есть поручение генерального
секретаря (Андропов к этому времени стал генсеком) серьезно
разобраться с существом проблемы, а не перелистывать бумаги,
которые и нам обоим вдоль и поперек знакомы. Пирожков говорит:
— Вы хотите, чтобы Вам показали досье с грифом «Вскрытию не
подлежит»?
— Не мне решать, какие документы может ввести в оборот комитет,
выполняя поручение руководства.
Может быть, мне не стоило тогда же рисковать, обосновывая
необходимость крутого изменения в нашей политике по Афганистану.
Связываюсь с Федорчуком, преемником Андропова в КГБ: наши войска
превратились в наемников Бабрака Кармаля; персонал
проправительственных сил стреляет в воздух или молится аллаху. Я
предложил вместе подумать, кто мог бы взять на себя роль
национального лидера. Не подойдут ли на эту миссию генерал Кадыр
или Ахмад-шах Масуд? От военных разведчиков мне было известно, что
Масуд был не прочь возглавить правительство в Кабуле и полагал,
если ему будет обеспечена свобода рук, то через 6-8 месяцев в
Афганистане наступит покой.
Один из влиятельных сотрудников ЦК донес Андропову, что «используя
служебное положение, Фалин втягивает партию и лично генсека в
сомнительную историю». Юрий Владимирович был настолько болен, что
начисто забыл о данном мне поручении заняться Катынью. Созвонившись
с Федорчуком, он к тому же узнал о моих вольностях по Афганистану.
Наказание не замедлило себя ждать.
Разучились мы смотреть на два-три хода вперед. Хотя бы Наджибуллу
не сдавали талибам. По новейшим опросам, афганцы считают, что им
никогда за последние полвека не жилось спокойнее, чем при
Наджибулле. А мы палец о палец не ударили для его спасения.
Давайте перейдем к вашим вопросам.
М.В.Демурин. Валентин Михайлович, не могли бы Вы детальнее осветить
роль внешнего и внутреннего факторов в развале СССР? Вы говорили
как о постоянно действующем факторе о внешних угрозах и агрессиях в
течение всего советского периода истории России. Поддавался ли
изменению строй при таких обстоятельствах? Военный коммунизм
вызвала иностранная агрессия. Агрессии в той или иной форме
продолжались, что серьезно затрудняло совершенствование
политического, экономического и социального устройства. Имелся,
вроде бы, второй путь: попытаться изменить внешние обстоятельства,
договорившись с Западом. Но попытки сделать это, игры вокруг так
называемых «мирного сосуществования» и «конвергенции» как раз и
вели к таким изменениям в правящей советской элите, которые самым
печальным образом сказались на нашей истории. Какова тут диалектика
внешнего и внутреннего?
В.М.Фалин. Политика — искусство приоритетов. А приоритеты зависят
от экономической, социальной, оборонной готовности государства
отражать внешние и внутренние угрозы, от обеспеченности каждой
программы должными материальными составными в их неразделимой
совокупности. До того, как мы создали первыми в мире водородную
бомбу, существовала одна ситуация (напомню, США на момент испытания
нами первой водородной бомбы располагали лишь устройством весом
около 40 тонн). Следовательно, когда создалась возможность ответить
американцам, о европейцах речи нет, адекватно тому, как американцы
примеряли ударить по Советскому Союзу, обрисовался выбор: тянуться
ли дальше в хвосте у американцев в гонке военных технологий и
подражать им в организации наших вооруженных сил или, усвоив
принцип оборонной достаточности, перестать подыгрывать стратегии
Вашингтона на доведение СССР до экономического коллапса. Об этом
неоднократно говорилось и Хрущеву, и Брежневу, и Андропову. Их не
убеждали ссылки на Берту фон Зуттнер, удостоенную в 1905 г.
Нобелевской премии за исследование «Гонка вооружений как способ
ведения войны».
Законен вопрос, почему шанс остался не востребован?
Военно-промышленный комплекс США определял и во многом определяет
поныне державную политику. На каком-то этапе и наш ВПК стал
самодовлеющим во внутренней и внешней политике СССР, а также в
социальной сфере. Мы словно запамятовали, что каждый доллар,
затраченный нами на гонку вооружений, был в 7 раз тяжелее, чем для
американцев. Экономическая база НАТО плюс Японии в 7 раз, если не
больше, превосходила наши возможности. В секретном докладе
Вайнбергера, военного министра Рейгана (его частично распубликовала
«Нью-Йорк таймс»), можно прочитать рекомендацию: надо навязывать
Советскому Союзу все новые витки гонки вооружений, чтобы довести
советскую экономику до краха. Горбачев однажды процитировал этот
пассаж.
Еще до Рейгана, в декабре 1981 г., Вашингтон и его союзники провели
в НАТО решение навязать Советскому Союзу соперничество в области
«умного оружия». Оно требует в 5-7 раз больше средств, чем ядерное.
Начальник генштаба Н.В.Огарков доложил политбюро, что советская
экономика с подобной нагрузкой не справится. «Вы не справитесь,-
услышал он в ответ, — придет другой, который справится».
Председатель Госплана Н.К.Байбаков высказался против дальнейшего
раскручивания военного маховика — Байбакову прописали отдых. Ни к
чему обманываться: агония Советского Союза началась до
Горбачева.
М.В.Демурин. Следовательно, надо было пойти по какому-то, условно
говоря, «сахаровскому варианту»?
В.М.Фалин. По смыслу, да. Эксперты предлагали Хрущеву предупредить
Запад: заденете жизненные интересы СССР или интересы наших друзей —
приведете в готовность водородную бомбу. После нападения Англии,
Франции и Израиля на Египет (1956 г.) Никита Сергеевич припугнул:
уязвим для современного оружия не только Каир, но и сами агрессоры.
Вскоре, на фоне венгерских событий, Хрущев сбавил тон и предложил
полное разоружение под строгим международным контролем.
«Демократам» эта инициатива пришлась не по нутру, так же, как и
наши предложения о прекращении работ по милитаризации новых
физических и других знаний.
Р.Н.Газенко. Хотелось бы затронуть тему взаимоотношений
руководителей государства с экспертами. Без преувеличения, от этого
зависит история. Сравним Леонида Ильича (ныне его рисуют скорее
невменяемым) с современными политиками. Нас задело поздравление с
новым 2011 годом. Получается, нашей стране всего-то 20 лет. Потом
на портретах Юрия Гагарина, развешанных по поводу 20-летия первого
полета человека в космос, исчезли буквы «СССР». Как реагировал
Л.И.Брежнев на критические проблемы? Например, когда «штази»
ввергло его партнера Вилли Брандта в известный скандал? Обращался
ли он к Вам? Был ли он вообще вменяем или нет?
В.М.Фалин. Хвори и под конец физическая немощь не могли не
отразиться на поведении и мышлении Брежнева. Но готов полностью
подтвердить диагноз Е.И.Чазова, что Леонид Ильич в детство не
впадал. Ему до конца не отказывало чувство юмора. Он любил шутку и
сам был готов пошутить. Наутро после подписания Московского
договора звонок от генсека:
— Что же ты наделал!
— Что, Леонид Ильич?
— В регионе от Волги до Урала народ соль, спички, мыло расхватал.
Договор с немцами подписан, значит, жди войны… (пауза) Ну, ладно,
я пошутил.
После снятия Хрущева возник, повторюсь, триумвират. Доброе начало,
гласит русская пословица, — половина дела. Но нашлись доморощенные
данайцы, умело игравшие на слабых струнах Брежнева. Печально было
наблюдать, как выцветала его индивидуальность, сникала готовность в
нужный момент поставить точки над «и».
1973 г. Официальный визит Л.И.Брежнева в Федеративную Республику.
Он в отличной форме. В.Брандт попросил меня убедить гостя принять
приглашение главы правительства Сев. Рейн — Вестфалия Х.Кюна и
посетить старинную крепость Бург, что под Кёльном. Недруги, отмечал
канцлер, уже злословят о «затворничестве» Брежнева под присмотром
полицейских кордонов. Ни нам, ни вам это не на пользу. Заслушав мое
сообщение, Брежнев вызвал к себе Громыко, Патоличева, Бугаева и
объявил, что утром на вертолете вместе с Брандтом он отправится в
замок Бург. Генсек осадил Громыко, который попытался было молвить
слово «против»: «Кто не хочет меня сопровождать или не может, пусть
остается. Все свободны».
Выходим из апартаментов Брежнева, Громыко набрасывается на меня:
«Вы что вмешиваетесь не в свои дела? Леонид Ильич только что
перенес операцию, вибрация противопоказана его здоровью. Если что
случится, с Вас спрос?» Два дня спустя я подал заявление министру
об отставке с поста посла в Бонне и об уходе с дипломатической
службы. Дальше работать под его началом я считал невозможным и
ненужным. Удовлетворение моего заявления об отставке затянулось на
пять лет.
Еще пример. В 1976 г. накануне встречи Брежнева с Фордом во
Владивостоке генсек разругался с членами политбюро. Наш ареопаг
отказался утверждать внесенный Брежневым проект директив к
переговорам с президентом США. Министр обороны А.А.Гречко обвинил
его в «предательстве интересов страны» (военные настаивали на
включении в пакет договоренностей ракет средней дальности, США были
против). Опускаю детали. В конечном счете, результаты встречи
Брежнева с Фордом политбюро утвердило, а Гречко извинялся перед
генсеком за свою «горячность».
Казалось бы, черная полоса миновала. Политически, пожалуй, так,
чего не скажешь о здоровье Брежнева. Еще во Владивостоке он
подхватил двустороннее воспаление легких. Тяжелейшим ударом стала
кончина матери. Короче, в 1977 г. Брежнев вошел в чем-то другим
человеком, пусть чувство меры ему еще не отказывало. Сошлюсь на
поездку Брежнева в Азербайджан осенью 1978 г. Он включил меня в
число сопровождающих. Помимо прочего, было запланировано посещение
Бакинского музея «Малой земли». Генсек остался недоволен
экспозицией. «Получается так, — услышал я от него, — что на Малой
земле была выиграна Отечественная война». Во время официального
приема Г.Алиев принялся расстилать перед гостем риторические ковры
один цветастее другого, Брежнев одернул его, а меня обязал, не
согласовывая ни с кем, вычистить из сообщения для печати
пустозвонство.
В.Г.Буданов. Хотел бы задать Вам вопрос, что произошло со страной
при Горбачеве. Что движило им: некий умысел, самодурство или
какие-то химеры? В какой-то момент Горбачев стал повторять одни и
те же слова. Было такое впечатление, что ему вставили органчик.
Масштаб личности не дотягивал, он не мог адаптироваться к
сверхсложным и ответственным ситуациям? Или с человеком что-то
произошло?
В.М.Фалин. Культ личности мстит. Прежде всего, в критических
ситуациях, когда выявляется несоответствие потенциала личности
вызовам… М.С.Горбачев частенько произносил: «Ввяжемся в бой,
потом оглядимся!» Он приписывал сей пароль Ленину. Первая ошибка в
том, что фраза исходила от Наполеона. И так почти во всем — новый
лидер не знал, что откуда.
Придя к власти без программы, четко продуманной концепции, Горбачев
занялся импровизациями, зачастую игнорировавшими уроки, которые
нашей стране многократно преподавали «демократы». Американцы
твердили, что после объединения Германии НАТО ни на дюйм не
продвинется на Восток. Я лично, и не раз, предупреждал Михаила
Сергеевича, что словам Вашингтона веры нет, он жонглирует ими по
своему усмотрению, нарушает даже договоры, ратифицированные
сенатом. «Ты слишком строг в оценках, — возражал Горбачев, — я верю
заверениям, которые мне дают».
Как рассказывал мне В.Брандт, в ходе архызских переговоров Г.Коль
затронул вопрос о судьбах руководителей ГДР. Как с ними быть? «Вы,
немцы, — заявил Горбачев, — сами лучше разберетесь в этом».
Предательство в концентрированном виде. Сдавая Германскую
Демократическую Республику, присваивая себе право говорить от имени
ГДР, без согласований с ее правительством, мы повторяли худшее из
прецедентов, никогда не делавших чести правителям.
Чем сие объяснить? Еще до Архыза Колю переслали обращение Горбачева
— предоставьте кредит в 4,5 млрд. марок, мне нечем кормить людей, и
вы получите все, что желаете. Переговорщик М.С.Горбачев не
удосужился вскрыть ни вторую, ни третью позицию Коля. Оказались не
списанными даже наши коммерческие долги перед ГДР. В компенсацию за
собственность наших военных, отходившую к объединенной Германии,
стоимостью в сотни и сотни миллиардов марок нам отстегнули на
строительство казарм для военнослужащих из группы войск в Германии
14 млрд.
Предостережения и предупреждения в адрес Горбачева о последствиях
непродуманной линии в международных делах сыпались с разных сторон.
Он не жаловал возмутителей спокойствия. Проиллюстрирую тезис. В
сентябре 1986 г. он получил от меня записку, в которой предлагалось
загодя готовиться к годовщине нападения Германии на Польшу.
Конкретно указывалось на целесообразность внесения ясности в споры
о существовании секретных приложений к нашим договорам с Берлином
1939 г. В феврале 1987 г. Горбачев созвал заседание политбюро для
обсуждения данной темы. Г.Л.Смирнов, помощник генсекретаря,
посвятил меня в ход дискуссии. Все участники, включая А.А.Громыко,
высказались за признание факта существования тайных протоколов.
Подытоживая обмен мнениями, Горбачев заявил: «Пока оригиналы
протоколов не будут лежать на моем столе, я не смогу взять на себя
политическую ответственность, признав, что таковые вообще
существовали». Между тем, за три дня до заседания В.И.Болдин,
заведующий общим отделом, показал ему названные документы, о чем в
учетной карточке сохранилась подобающая отметка. Иными словами,
Горбачев лгал коллегам по политбюро.
Лаборатория московского уголовного розыска по моей просьбе провела
сравнительную экспертизу текстов договора о ненападении и
секретного приложения (его фотокопия была получена от немцев).
Результат подтвердил: документы напечатаны на одной машинке.
Сообщаю об этом в присутствии Яковлева Горбачеву. «Думаешь, ты
сообщил мне нечто новое?» — сказал Горбачев и удалился. Мне
преподнесли очередной урок — живи своим умом.
Еще в июне 1986 г. Горбачев проводил другое совещание — как сделать
перестройку понятной советской интеллигенции. На нем присутствовали
члены политбюро, участвовали главные редакторы СМИ,
ученые-обществоведы, писатели, работники агитпропа. Мне как
председателю правления АПН предоставили слово.
Китайцам, напомнил я, понадобилось два года после смерти Мао
Цзэдуна, чтобы дисквалифицировать «культурную революцию» как
военно-феодальную диктатуру. Нам недостает тридцати лет после ХХ
съезда, чтобы сказать правду не о личности Сталина, а о сталинизме
как идеологии, режиме, системе власти. Не сделай этого сейчас —
перестройка лишит себя будущего. Горбачев начал со мной спорить:
«Мы не можем двигаться вперед и одновременно рассчитываться с
прошлым». Возражаю ему: «Завязнув одной ногой в прошлом, мы не
сделаем ни шага вперед». В наши пререкания включился Е.К.Лигачев.
Зал безмолвствовал.
Поясню, какой смысл я вкладывал и вкладываю в понятие
«десталинизация». Социализм не первый и не последний, кому суждено
отрекомендовать себя на пробных каменьях истории. Мировая летопись
перегружена событиями, подтверждающими правоту В.О.Ключевского —
«великая идея в дурной среде извращается в ряд
71fc
нелепостей».
Припомним некоторые из знаковых: освоение «цивилизаторами»
Западного полушария, крестовые походы, инквизицию. Они
осуществлялись под христианскими стягами, хотя, клятвам вопреки, ни
грана заповедей Христовых в них не было. Они подтверждали
Аристотеля: нет ничего худшего, чем вооруженная
несправедливость.
Насколько нам удалось отвести угрозы, которыми привечали
«демократы» Октябрьскую революцию — «задавить крамолу в колыбели»,
а заодно изничтожить саму Россию? Поверье, будто страна вышла из
пламени чистилища не опалённой, без растрат идейного и
нравственного багажа, не выдерживает элементарной проверки
фактами.
Некогда Сталин собственной рукой обогатил свой парадный портрет,
сотворенный группой П.Н.Поспелова, формулой: «Сталин — это Ленин
сегодня». Непонятно, почему нынешние истолкователи былого
предпочитают взирать на «продолжателя дела Октября» через
сталинские окуляры? Внять бы им М.Н.Рютину, видному деятелю
московской организации ВКП(б), не убоявшемуся мести диктатора:
«Подлинный ленинизм отныне (после XV партсъезда) перешел на
нелегальное положение, является запрещенным учением… Сталин
убивает ленинизм под флагом ленинизма, пролетарскую революцию под
флагом пролетарской революции и социалистическое строительство под
флагом социалистического строительства». «Ставить имя Сталина рядом
с именами Маркса, Энгельса, Ленина — это значит издеваться над
Марксом, Энгельсом, Лениным». (См. М.Рютин. «Сталин и кризис
пролетарской диктатуры»).
Прим. В. Зыкова. Так вот откуда нынешние десталинизаторы
развелись…
А.В.Яковлев. Вы несколько раз упомянули А.Н.Яковлева. Нельзя ли
поподробней об этой фигуре? Я читал, что некий западный человек,
стоявший за пражской весной 1968 г., завербовал Яковлева, когда тот
был послом в Канаде.
В.М.Фалин. Вскоре после командирования А.Н.Яковлева в Канаду Центр
получил данные о том, что он «в кармане у американцев». Весьма
почтенный британский господин предупредил давнего знакомца,
сотрудника советского посольства в Оттаве: «Будь осторожен с новым
шефом». Аналогичные сведения поступили от другого источника с
уточнением, что Яковлев попал в тенета американских спецслужб во
время стажировки в Колумбийском университете США.
Ю.В.Андропов распорядился установить за Яковлевым плотное
наблюдение, при удобном случае отозвать из Канады, но в аппарат ЦК,
где тот ранее работал, не пускать. Его определили на должность
директора Института мировой экономики и международных отношений.
Уже при Горбачеве КГБ получил документальное подтверждение
компрометирующих Яковлева данных. Об этом мне известно от
В.А.Крючкова, которому было поручено встретиться с фигурантом,
обрисовать суть донесений и посмотреть, какой будет реакция.
Яковлев, по словам Крючкова, не проронил ни слова и вопрос, что
доложить генсеку, обошел молчанием.
Заслушав доклад В.А.Крючкова, Горбачев спросил и сам себе ответил:
«Яковлев полезный для перестройки человек? Если полезный, то
простим его. У кого в молодости грехов не было!» Так и разрешили
каверзный вопрос.
А.И.Неклесса. Валентин Михайлович, хочу Вас, прежде всего,
поблагодарить за приобщение нас к живой ткани событий. Вы
нарисовали очень грустную картину не просто уровня руководителей
СССР, но самой политической парадигмы, ментальной матрицы. Я имею в
виду, в первую очередь, приоритет механистического аппаратного
мышления. «Аппаратного» не в советском смысле слова — «партийный
аппарат», а в том, как оно употребляется сейчас. Вы говорили о
гонке вооружений. Действительно, основной проблемой является
проблема соотношения материальных активов. В то же время сила той
структуры, той организованности, которая существовала в Советском
Союзе, исходила из силы социалистических идей, силы нового
мироустройства. Прошу прощения за долгое введение, но без него
смысл моего вопроса не был бы до конца понятен. Хочу спросить Вас о
такой структуре ЦК КПСС, как отдел международной информации: как он
работал, что это были за люди?
В.М.Фалин. Эффективность структур и смысл их существования зависят
от задач, которые перед ними ставятся, и от возможностей исполнения
возложенных на них функций. Возьмем созданный в 1958 г. в ЦК КПСС
совсекретный отдел информации. Ему вменялось в обязанность готовить
к каждому заседанию политбюро обзор актуальной международной
ситуации, анализ документов, вносившихся на заседание МИДом,
разведками, военведом. Руководитель отдела Г.М.Пушкин докладывает
Н.С.Хрущеву, что из идеи «вольный город Западный Берлин» ничего
путного не получится, а если мы переусердствуем, дело может дойти
до силового конфликта. Хрущев грубо обрывает докладчика: «Ерунда!
Даже, если мы введем войска в Западный Берлин, никакой войны не
будет». И распустил отдел.
Позже возник отдел внешнеполитической информации. Он выполнял
другие задачи: реагировал на события за рубежом и выдавал
рекомендации, как подавать происходившее в наших СМИ. О персонале,
занятом в этом и других отделах ЦК, могу сказать одно: люди — везде
люди, и повсюду разные. Любителей ходить по тонкому льду единицы.
Большинство твердо усвоило: трудно говорить правду, не зная, что от
тебя ждут.
После роспуска отдела Пушкина меня сделали классическим дипломатом.
Однажды при работе над посланием Хрущева президенту Кеннеди по
моему недосмотру выпало словечко из диктовки премьера. Громыко
устроил мне экзекуцию. В ответ он услышал: «Я в МИД не
напрашивался. Если моя работа Вас не устраивает, прошу принять
заявление об отставке. Но обращаться со мной в неуважительном тоне
не позволю никому». После этого инцидента министр избегал повышать
на меня голос.
Отец Иоанн (Миролюбов). Вы коснулись отношения власти к Церкви в
последние годы существования СССР. Из Ваших слов следовало, что
Горбачев был нечувствителен к этой теме. Он и сейчас выдает себя за
атеиста. А как все-таки получилось, что подобные люди смогли
сыграть в этом деле определенную роль? В 1986 г. мне довелось
участвовать в научной конференции, посвященной тысячелетию крещения
Руси. В ней участвовали ученые с мировым именем. Затем была
конференция в Петербурге в 1987 г. и после уже широкое празднование
1988 года. Хотелось бы поподробнее услышать, как менялось отношение
к этой проблематике наверху и как вообще все это происходило.
В.М.Фалин. В период посольской работы в ФРГ у меня сложились добрые
отношения с Московским патриархатом, как и местными протестантскими
пасторами. Благодаря личным связям с В.Брандтом удалось преодолеть
сопротивление боннского МИДа и возвратить церковные сокровища
Псково-Печерскому монастырю.
На упомянутом июньском совещании в ЦК 1986 г. я предложил отметить
тысячелетие крещения Руси как национальный праздник. Никто из
руководства или присутствовавших в зале на этот призыв не
прореагировал. Конструктивного движения на властном уровне не
отмечалось и в следующем году. Медлить больше было нельзя. При
посредстве председателя Совета по делам религий К.М.Харчева я
пригласил в Агентство печати «Новости» владык Питирима, Ювеналия,
будущего патриарха Алексия и других видных деятелей РПЦ.
Меня интересовало, как протекает подготовка к празднованию
тысячелетия. В ответ слышу: атеисты не упускают случая, чтобы
унизить церковь. В предоставлении Большого театра для
торжественного заседания отказывают: если хотите, проводите
заседание в Октябрьском зале гостиницы «Россия». Согласия на
освещение праздничных событий по телевидению не дают. О возврате
церковных реликвий и заикаться не дозволяют. Обращаюсь к
митрополиту Питириму: «Напишите записку, отражающую минимальные и
максимальные пожелания Церкви. Согласуйте содержание записки с
патриархом Пименом и как можно скорее передайте ее мне». Спустя
несколько дней весьма скромная записка-максимум оказывается у меня
на столе. Тут же пишу меморандум Горбачеву: для торжественного
мероприятия, посвященного тысячелетию крещения Руси, предоставить
Большой театр. На празднование пригласить представителей основных
зарубежных конфессий. Церкви передать изъятые у нее культовые
сооружения, а также сохранившиеся святыни. В частности,
Троице-Сергиевой лавре возвратить ее библиотеку. Предусмотреть
передачу в прямом эфире церемонии празднования нашим телевидением и
трансляцию по соответствующим каналам за рубеж.
Минуя секретариаты, меморандум поступил к М.С.Горбачеву. В
агитпропе ЦК, узнав о моем общении с церковниками, заготовили
проект решения политбюро о снятии меня с работы. Намечена была и
кандидатура нового руководителя АПН. От сведущих знаю, что Горбачев
начертал на меморандуме: «Членам п/б. Ваше мнение?» А.Н.Яковлев
первым произнес «за». Его и сделали координатором. Немалые
трудности возникли с В.В.Щербицким. Он не хотел отдавать
Киево-Печерскую лавру. Патриархату досталась тогда лишь ее
половина. Нельзя сказать, что все шло гладко в других местах, без
открытого и скрытного сопротивления властей придержащих. Но
обошлось.
Я попросил владык не присуждать мне каких-либо церковных наград,
ибо все, что делалось мною, совершалось по убеждению. Перед
открытием торжества в Большом театре патриарх Пимен благословил
меня и предложил занять кресло на сцене вместе с двумя другими
мирянами.
Оригинал моего меморандума, насколько могу судить, хранится в фонде
Горбачева. Попытки заполучить текст результата не дали. Архив
Харчева, в котором находилась копия, после снятия Константина
Михайловича с должности якобы был сожжен.
Г.Я.Мисуна. Валентин Михайлович, Ваши беседы здесь в ИДК охватили
вековой отрезок истории России. Ритмы этой истории пульсировали:
замирания, всплески, опять замирания. У меня сложилось мнение, что
нации и народности, которые взлелеяли нынешних мировых правителей,
например, англосаксов, достойны более печальной участи и сожаления,
чем мы с нашей историей. Возьмите хотя бы сюжет с Ливией.
В.М.Фалин. В.И.Ленин ошибся, назвав империализм высшей ступенью
развития капитализма. На деле его высшей ступенью является
олигархизм. Миром заправляют сегодня примерно 150-160
олигархических объединений. У олигархов нет национальности.
Напомню, в конце первой мировой войны Черчилль говорил: «Мы плыли к
победе на потоках нефти». Французский премьер Клемансо в том же
1918 г. провозгласил: «Капля крови равна капле нефти». США приняли
в 1944-1945 гг. программу установления контроля над важнейшими
месторождениями нефти. Приметим эту дату. Памятуя о ней, проще
объяснить, что творится в Ираке и Ливии и почему готовятся атаки на
Сирию и Иран.
Реплика. А потом черед России.
В.М.Фалин. После развала СССР усилиями «либералов» Россия
превратилась в сырьевой придаток олигархического капитала. 53%
бюджета страны формируется за счет продаж за рубеж нефти и газа.
Прежде говаривали: на штыках не усидишь. Можно ли бесконечно долго
сидеть на углеводородной игле, растрачивая природные богатства,
принадлежащие будущим поколениям?
Реплика. Так какие у нас перспективы?
В.М.Фалин. Не хочу пугать ни себя, ни других. Но есть даже нечто
худшее, чем растрата наших минеральных богатств. Еще больший урон
наносит нашему настоящему и будущему исход из страны интеллекта. В
советскую пору из-за нехватки рабочей силы и свободных средств
реализовывалось в среднем одно из семи изобретений. В процессе
развала СССР американские службы охотились за архивами, в которых
осел невостребованный разум. Новые властители страны этому никак не
препятствовали. Хуже того, фактически поощрялась утечка мозгов. В
итоге на сегодня осталось чуть больше трети от числа ученых, а по
КПД исследовательских институтов мы теперь едва дотягиваем до
дюжины процентов от былой отдачи.
Пару лет назад у меня была длительная беседа с бывшим канцлером ФРГ
Г.Шмидтом, приезжавшим в Москву с прощальным визитом. «Я не
понимаю, — говорил собеседник, — зачем вы, китайцы, Арабские
Эмираты поддерживаете на плаву США. На сегодня Штаты главный
должник и возмутитель спокойствия в мире. Без иностранных вливаний
их экономика давно бы лопнула». Только из Российской Федерации
американцы выкачали за 20 лет от 400 до 600 млрд. долларов. Что,
вам некуда их дома приложить, рассуждал Шмидт.
Из откровений Ялмара Шахта, главного нацистского финансиста, мне
лично запомнился такой пассаж: «Гитлер завел страну в тупик. В 1939
г. он должен был начинать войну либо объявлять Германию банкротом».
Не прослеживается ли здесь некая параллель? Ныне американцы жмут на
силовую педаль. Все громче бряцают оружием. Напомню, что сам
Г.Шмидт еще в 1983 г. привлекал внимание к опасной тенденции:
американские вожделения возрастают в меру развития военных
технологий. Сход Советского Союза с мировой арены перемен к лучшему
не обозначил.
М.В.Демурин. Вы сказали, что Вашингтон был не прочь «упорядочить»
горбачевское бегство из Европы. Но если американское руководство
хотело предотвратить бегство СССР из Европы, а оно все же имело
место, то кто был заинтересован, чтобы бегство состоялось? Кто
подталкивал на это Горбачева?
В.М.Фалин. Есть американцы и американцы. Киссинджер и Бжезинский
разных полей ягоды. Не тянут на политических близнецов Буш-старший
и Буш-младший. «Неоконы» и прочие экстремисты, о чем мы
предупреждали Горбачева, принимали за слабость покладистость Москвы
и толкали Белый дом к демонтажу биполярной мировой системы. В бой
вводилась «пятая колонна», которую выдавали за «элиту» советского
общества. Реформы «младодемократов» зарубежной закваски гнали
Россию в бездну или, как выражался Чубайс, к «точке
невозврата».
Что касается М.С.Горбачева, то в последнюю пору правления его
заботило одно — как остаться президентом, пусть номинальным.
Растратив доверие внутри страны, он уповал на поддержку извне и
ради этого «прореживал» наши оборонные арсеналы больше, чем от него
ждали. Например, он пустил под нож «Пионеры» (СС-20), размещавшиеся
на Дальнем Востоке и в Средней Азии, хотя «нулевое решение» Рейгана
подобного не предусматривало. Вашингтон намекал на возможность
временного сохранения за нами каких-то опорных пунктов в
Прибалтике. Ноль интереса. Ласкающие лучи Нобелевской премии мира
застилали горизонты.
Последнее заседание политбюро. Горбачев присел за отдельный столик.
Слово берет А.Н.Гиренко: «У меня есть поручение украинской
парторганизации задать Вам, Михаил Сергеевич, вопрос, учитываются
ли в новоогаревском процессе результаты референдума? Ведь три
четверти населения высказалось за сохранение СССР». Горбачев
молчит. Гиренко настаивает на ответе. Его поддерживает член
политбюро Ю.А.Прокофьев. Постукивая карандашом по блокноту,
Горбачев молвит: «А если я вам расскажу о том, что обсуждается в
Ново-Огарево, вы что-нибудь поймете?» Театральная пауза: «Итоги
референдума учитываются». Возмущение готово перейти во взрыв.
Горбачев встает: «Хватит, наговорились. Идемте в соседний зал к
руководителям краевых и областных организаций». Вместо понимания,
на которое он, возможно, надеялся, его встретила там
обструкция.
М.В.Демурин. У меня последний, но важный, на мой взгляд, вопрос.
Без ответа на него видение 1970-1980 гг. было бы не полным.
Хельсинкский процесс, само совещание, Хельсинкский акт — вместе
взятое, это сыграло положительную или скорее отрицательную роль в
истории СССР? Ваша оценка.
В.М.Фалин. Сам по себе Хельсинкский заключительный акт, как и
многие другие международные документы того времени, адекватно
откликались на актуальные потребности. Иное дело, как
договоренности реализовывались. В меморандуме №112 СНБ США
прописано: переговоры есть «орудие политической войны» против СССР.
Результаты такого рода переговоров, запечатленные в правовых актах,
несут в себе разрушительный заряд. Так оно, к сожалению, и
происходило не раз. Возьмите договоры с США об СНВ и ПРО 1972-1973
гг. Администрация Рейгана пустилась в их «расширенное толкование»,
все поставившее с ног на голову. Эти упражнения не встретили
должного отпора. О наше малодушие партнеры вытерли ноги при
объединении Германии и ликвидации организации Варшавского Договора.
Правилом должно быть — не ставить подпись под договорами,
формулировки которых допускают вольное толкование.
Возвращаюсь к Хельсинкскому заключительному акту. Где общие
безопасность, правовое и экономическое пространство? Где все
краеугольные камни общеевропейского дома? После просева через
НАТОвское решето осталась «третья корзина» (человеческие свободы в
сугубо западной их интерпретации). Ясно, что к договоренностям 1975
г. сие имеет весьма отдаленное отношение.
Ной был несравненно более совершенным демократом. В его ковчеге
сыскалось место как чистым, так и нечистым.
М.В.Демурин. Валентин Михайлович, позвольте поблагодарить Вас за
три насыщенные беседы. Вы всегда желанный гость в нашем
институте.
В.М.Фалин. Спасибо.
тут